Неточные совпадения
— Вот вам Чичиков! Вы стояли за него и защищали. Теперь он попался в таком деле,
на какое
последний вор не
решится.
Жители
решились защищаться до
последних сил и крайности и лучше хотели умереть
на площадях и улицах перед своими порогами, чем пустить неприятеля в домы.
Он знал и прежде ее упрямство, которого не могла сломать даже страсть, и потому почти с отчаянием сделал
последнюю уступку,
решаясь жениться и остаться еще
на неопределенное время, но отнюдь не навсегда, тут, в этом городе, а пока длится его страсть.
Я втайне лелеял мысль, что
на этот раз Дерсу поедет со мной в Хабаровск. Мне очень жаль было с ним расставаться. Я заметил, что
последние дни он был ко мне как-то особенно внимателен, что-то хотел сказать, о чем-то спросить и, видимо, не
решался. Наконец, преодолев свое смущение, он попросил патронов. Из этого я понял, что он решил уйти.
Вскоре завидел он домик Андрея Гавриловича, и противуположные чувства наполнили душу его. Удовлетворенное мщение и властолюбие заглушали до некоторой степени чувства более благородные, но
последние, наконец, восторжествовали. Он
решился помириться с старым своим соседом, уничтожить и следы ссоры, возвратив ему его достояние. Облегчив душу сим благим намерением, Кирила Петрович пустился рысью к усадьбе своего соседа и въехал прямо
на двор.
Затем она обратила внимание
на месячину. Сразу уничтожить ее она не
решалась, так как обычай этот существовал повсеместно, но сделала в ней очень значительные сокращения. Самое главное сокращение заключалось в том, что некоторые дворовые семьи держали
на барском корму по две и по три коровы и по нескольку овец, и она сразу сократила число первых до одной, а число
последних до пары, а лишних, без дальних разговоров, взяла
на господский скотный двор.
Самолюбивый и тщеславный до мнительности, до ипохондрии; искавший во все эти два месяца хоть какой-нибудь точки,
на которую мог бы опереться приличнее и выставить себя благороднее; чувствовавший, что еще новичок
на избранной дороге и, пожалуй, не выдержит; с отчаяния решившийся наконец у себя дома, где был деспотом,
на полную наглость, но не смевший
решиться на это перед Настасьей Филипповной, сбивавшей его до
последней минуты с толку и безжалостно державшей над ним верх; «нетерпеливый нищий», по выражению самой Настасьи Филипповны, о чем ему уже было донесено; поклявшийся всеми клятвами больно наверстать ей всё это впоследствии, и в то же время ребячески мечтавший иногда про себя свести концы и примирить все противоположности, — он должен теперь испить еще эту ужасную чашу, и, главное, в такую минуту!
— А ты напрасно, баушка, острамила своего Петра Васильича, — вступился Родион Потапыч. — Поучить следовало, это верно, а только опять не
на людях… В сам-то деле, мужику теперь ни взад ни вперед ходу нет. За рукомесло за его похвалить тоже нельзя, да ведь все вы тут ополоумели и
последнего ума
решились… Нет, не ладно. Хоть бы со мной посоветовались: вместе бы и поучили.
— Мечтание это, голубушка!.. Враг он тебе злейший, мочеганин-то этот. Зачем он ехал-то, когда добрые люди
на молитву пришли?.. И Гермогена знаю. В четвертый раз сам себя окрестил: вот он каков человек… Хуже никонианина. У них в Златоусте
последнего ума
решились от этих поморцев… А мать Фаина к поповщине гнет, потому как сама-то она из часовенных.
Лиза оставалась неподвижною одна-одинешенька в своей комнате. Мертвая апатия, недовольство собою и всем окружающим, с усилием подавлять все это внутри себя, резко выражались
на ее болезненном личике. Немного нужно было иметь проницательности, чтобы, глядя
на нее теперь, сразу видеть, что она во многом обидно разочарована и ведет свою странную жизнь только потому, что твердо
решилась не отставать от своих намерений — до
последней возможности содействовать попытке избавиться от семейного деспотизма.
Несколько мужчин и несколько женщин (в числе
последних и Лиза Бахарева)
решились сойтись жить вместе, распределив между собою обязанности хозяйственные и соединивши усилия
на добывание работ и составление общественной кассы, при которой станет возможно достижение высшей цели братства: ограждение работающего пролетариата от произвола, обид и насилий тучнеющего капитала и разубеждение слепотствующего общества живым примером в возможности правильной организации труда, без антрепренеров — капиталистов.
Я остолбенел от изумления. Я и ожидал, что в этот вечер случится какая-нибудь катастрофа. Но слишком резкая откровенность Наташи и нескрываемый презрительный тон ее слов изумили меня до
последней крайности. Стало быть, она действительно что-то знала, думал я, и безотлагательно
решилась на разрыв. Может быть, даже с нетерпением ждала князя, чтобы разом все прямо в глаза ему высказать. Князь слегка побледнел. Лицо Алеши изображало наивный страх и томительное ожидание.
Я непременно
решился быть в двенадцать часов (назначенный Катей час) у Наташи, несмотря ни
на какие задержки; а хлопот и задержек было много. Не говоря уже о Нелли, в
последнее время мне было много хлопот у Ихменевых.
Отодрали меня ужасно жестоко, даже подняться я не мог, и к отцу
на рогоже снесли, но это бы мне ничего, а вот
последнее осуждение, чтобы стоять
на коленях да камешки бить… это уже домучило меня до того, что я думал-думал, как себе помочь, и
решился с своею жизнью покончить.
И тогда он
решился на суровый, героический,
последний опыт.
— А впрочем, я теперь поворочусь к вам и буду
на вас смотреть, — как бы
решилась она вдруг, — поворотитесь и вы ко мне и поглядите
на меня, только пристальнее. Я в
последний раз хочу удостовериться.
Наказывала ли Юлия Михайловна своего супруга за его промахи в
последние дни и за ревнивую зависть его как градоначальника к ее административным способностям; негодовала ли
на его критику ее поведения с молодежью и со всем нашим обществом, без понимания ее тонких и дальновидных политических целей; сердилась ли за тупую и бессмысленную ревность его к Петру Степановичу, — как бы там ни было, но она
решилась и теперь не смягчаться, даже несмотря
на три часа ночи и еще невиданное ею волнение Андрея Антоновича.
«Но Аггей Никитич весьма часто ездил в уезд и, может быть, там развлекался?» — подумала она и
решилась в эту сторону направить свое ревнивое око, тогда как ей следовало сосредоточить свое внимание
на ином пункте, тем более, что пункт этот был весьма недалек от их квартиры, словом, тут же
на горе, в довольно красивом домике,
на котором виднелась с орлом наверху вывеска, гласящая: Аптека Вибеля, и в аптеке-то сей Аггей Никитич
последние дни жил всей своей молодой душой.
Но, когда это было выполнено и между нами понемногу водворился мир, мы вдруг вспомнили, что без Балалайкина нам все-таки никак нельзя обойтись. Все мы уезжаем — кто же будет хлопотать об утверждении предприятия? Очевидно, что только один Балалайкин и может в таком деле получить успех. Но счастие и тут благоприятствовало нам, потому что в ту самую минуту, когда Глумов уже
решался отправиться
на розыски за Балалайкиным,
последний обежал через двор и по черной лестнице опять очутился между нами.
Многое еще рассказывал Морозов про дела государственные, про нападения крымцев
на рязанские земли, расспрашивал Серебряного о литовской войне и горько осуждал Курбского за бегство его к королю. Князь отвечал подробно
на все вопросы и наконец рассказал про схватку свою с опричниками в деревне Медведевке, про ссору с ними в Москве и про встречу с юродивым, не
решившись, впрочем, упомянуть о темных словах
последнего.
Стало быть, имели же наши беглецы сильнейшее влияние
на Коллера и поверил же он им, когда после долголетней и удачной в
последние годы службы он, человек умный, солидный, расчетливый,
решился за ними следовать.
Дни стояли невыносимо жаркие. От
последнего села, где Туберозов ночевал, до города оставалось ехать около пятидесяти верст. Протопоп, не рано выехав, успел сделать едва половину этого пути, как наступил жар неодолимый: бедные бурые коньки его мылились, потели и были жалки. Туберозов решил остановиться
на покорм и
последний отдых: он не хотел заезжать никуда
на постоялый двор, а, вспомнив очень хорошее место у опушки леса, в так называемом «Корольковом верху»,
решился там и остановиться в холодке.
Последний лазутчик, который был у него в Нухе, сообщил ему, что преданные ему аварцы собираются похитить его семью и выйти вместе с семьею к русским, но людей, готовых
на это, слишком мало, и что они не
решаются сделать этого в месте заключения семьи, в Ведено, но сделают это только в том случае, если семью переведут из Ведено в другое место.
Он не
решался более говорить ей о любви, но хотелось ещё раз остаться наедине с нею и сказать что-то окончательное, какие-то
последние слова, а она не давала ему времени
на это.
А я буду там, вымолю прощение,
решусь на одно дело — я теперь уж знаю, как сделать, — и тогда мигом к тебе, и тогда все, все, все до
последней черты тебе расскажу, всю душу выложу пред тобою.
Вот как это случилось:
решившись прекратить невыносимую жизнь, бедная девушка захотела в
последний раз помолиться в своей каморке
на чердаке перед образом Смоленской божией матери, которым благословила ее умирающая мать.
Наступила страстная неделя. Осажденные питались одною глиною уже пятнадцатый день. Никто не хотел умереть голодною смертью.
Решились все до одного (кроме совершенно изнеможенных) идти
на последнюю вылазку. Не надеялись победить (бунтовщики так укрепились, что уже ни с какой стороны к ним из крепости приступу не было), хотели только умереть честною смертию воинов.
На последнем пункте политическая экономия Федосьи делала остановку. Бутылка вина
на худой конец стоила рубль, а где его взять… Мои ресурсы были плохи. Оставалась надежда
на родных, — как было ни тяжело, но мне пришлось просить у них денег. За
последние полтора года я не получал «из дома» ни гроша и
решился просить помощи, только вынужденный крайностью. Отец и мать, конечно, догадаются, что случилась какая-то беда, но обойти этот роковой вопрос не было никакой возможности.
Мы сделали самый подробный обзор всего Парголова и имели случай видеть целый ряд сцен дачной жизни. В нескольких местах винтили,
на одной даче слышались звуки рояля и доносился певший женский голос,
на самом краю составилась партия в рюхи, причем играли гимназисты, два интендантских чиновника и дьякон. У Пепки чесались руки принять участие в
последнем невинном удовольствии, но он не
решился быть навязчивым.
Теперь Гордей Евстратыч боялся всех городских людей как огня и по-своему
решился спасти от них
последние крохи. Он начисто объяснил свое положение дел Татьяне Власьевне, а также и то, что адвокаты выжмут из него всеми правдами и неправдами
последние денежки, поэтому он лучше отдаст их
на сохранение ей: со старухи адвокатам нечего будет сорвать, потому какие у ней могут быть деньги.
Глеб провел ладонью по высокому лбу и сделался внимательнее: ему не раз уже приходила мысль отпустить сына
на заработки и взять дешевого батрака. Выгоды были слишком очевидны, но грубый, буйный нрав Петра служил препятствием к приведению в исполнение такой мысли. Отец боялся, что из заработков, добытых сыном, не увидит он и гроша. В
последние три дня Глеб уже совсем было
решился отпустить сына, но не делал этого потому только, что сын предупредил его, — одним словом, не делал этого из упрямства.
Но тут он остановился; голос его как словно оборвался
на последнем слове, и только сверкающие глаза, все еще устремленные
на дверь, силились, казалось, досказать то, чего не
решался выговорить язык. Он опустил сжатые кулаки, отступил шаг назад, быстрым взглядом окинул двор, снова остановил глаза
на двери крыльца и вдруг вышел за ворота, как будто воздух тесного двора мешал ему дышать свободно.
Приняв этот новый удар судьбы с стоическим спокойствием и ухаживая от нечего делать за княгиней, барон мысленно
решился снова возвратиться в Петербург и приняться с полнейшим самоотвержением тереться по приемным и передним разных влиятельных лиц; но
на этом распутий своем он, сверх всякого ожидания, обретает Анну Юрьевну, которая, в
последние свои свидания с ним, как-то всей своей наружностью, каждым движением своим давала ему чувствовать, что она его, или другого, он хорошенько не знал этого, но желает полюбить.
— А я еще и меньше того! — подтвердил барон; но передать своим хозяевам о переезде к Анне Юрьевне он, как мы видели, едва только
решился за
последним обедом
на даче, а когда перебрались в город, так и совсем перестал бывать у Григоровых.
В настоящее время я нуждой доведена до
последней степени нищеты; если вы хотите, то можете
на мне жениться, но
решайтесь сейчас же и сейчас же приезжайте ко мне и не дайте умереть с голоду моему ребенку!» Надписав
на конверте письма: «Николаю Гаврилычу Оглоблину», Елена отправила его с нянею, приказав ей непременно дожидаться ответа.
К Грохову он обратился потому, что ему известно было, что Домна Осиповна с прежним своим поверенным совершенно рассорилась, так как во время кутежа ее мужа с Гроховым написала сему
последнему очень бранчивое письмо,
на которое Грохов спьяна написал ей такого рода ответ, что Домна Осиповна не
решилась даже никому прочесть этого послания, а говорила только, что оно было глупое и чрезвычайно оскорбительное для нее.
— За что погубил я Сашу? Предатель я! — часто думает Колесников, но еще не
решается признать своих мыслей за
последнюю истину, колеблется, надеется,
на лицах ищет ответа. Что же будет с ним, когда признает? Об этом и гадать страшно.
— Ох, не спрашивай… Какое мое житье: ни баба, ни девка, ни вдова. Просилась у Полуехта Степаныча
на пострижение в обитель, так он меня так обидел, так обидел… Истинно сказать,
последнего ума
решился.
—
Последняя лошаденка пала, — не унимался мужик. — Какой я тебе теперь работный человек?..
На твоей работе
последнего живота
решился… А дома ребятенки мал мала меньше остались.
Но ему говорят, что пора служить… он спрашивает зачем! ему грозно отвечают, что 15-ти лет его отец был сержантом гвардии; что ему уже 16-ть, итак… итак… заложили бричку, посадили с ним дядьку, дали 20 рублей
на дорогу и большое письмо к какому-то правнучетному дядюшке… ударил бич, колокольчик зазвенел… прости воля, и рощи, и поля, прости счастие, прости Анюта!.. садясь в бричку, Юрий встретил ее глаза неподвижные, полные слезами; она из-за дверей долго
на него смотрела… он не мог
решиться подойти, поцеловать в
последний раз ее бледные щечки, он как вихорь промчался мимо нее, вырвал свою руку из холодных рук Анюты, которая мечтала хоть
на минуту остановить его… о! какой зверской холодности она приписала мой поступок, как смело она может теперь презирать меня! — думал он тогда…
Во втором отделении собраны так называемые входящие бумаги, то есть «все, что адресовано было
на имя Петра, по всем частям управления, от всех лиц, которые его окружали или
решались к нему писать, от Меншикова и Шереметева до
последнего истопника».
Только что приятель господина Голядкина-старшего приметил, что противник его, трясясь всеми членами, немой от исступления, красный как рак и, наконец, доведенный до
последних границ, может даже
решиться на формальное нападение, то немедленно, и самым бесстыдным образом, предупредил его в свою очередь.
Бенни поставил Ничипоренко свои условия с такою решимостию, что тот сразу увидел себя в совершенной необходимости
на которое-нибудь из них
решиться. Ехать назад одному, ничего не сделавши для «предприятия» и притом не имея что и рассказать о том, за что он прогнан, Ничипоренко находил невозможным, и он извинился перед мальчишкою и дал Бенни требуемое этим
последним слово воздержаться вперед и от драчливости, и от брани.
Один раз я было и совсем уже
решился, но кончилось тем, что только попал ему под ноги, потому что в самое
последнее мгновение,
на двухвершковом каком-нибудь расстоянии, не хватило духу.
Еще утром, до одиннадцати часов, когда бабушка еще была дома, наши, то есть генерал и Де-Грие,
решились было
на последний шаг.
Она
решилась на сей горестный и ужасный поступок, не простившись со мною, не оставив даже письма или хотя бы записочки для изъявления своей
последней воли…
Старуха сначала смеялась над новой проделкой зятя, но дочь плакала, и материнское сердце снова не вытерпело: она
решилась объясниться с Сергеем Петровичем, но сей
последний на все ее вопросы не удостоил даже и ответить и продолжал сбирать свои вещи.
Оставшись один, Хозаров целый почти час ходил, задумавшись, по комнате; потом прилег
на диван, снова встал, выкурил трубку и выпил водки. Видно, ему было очень скучно: он взял было журнал, но недолго начитал. «Как глупо нынче пишут, каких-то уродов выводят
на сцену!» — произнес он как бы сам с собою, оттолкнул книгу и потом
решился заговорить с половым; но сей
последний, видно, был человек неразговорчивый; вместо ответа он что-то пробормотал себе под нос и ушел. Хозаров решительно не знал, как убить время.
Печорин, не привыкший толковать женские взгляды и чувства в свою пользу — остановился
на последнем предположении… из гордости он
решился показать, что, подобно ей, забыл прошедшее и радуется ее счастью… Но невольно в его словах звучало оскорбленное самолюбие; — когда он заговорил, то княгиня вдруг отвернулась от барона… и тот остался с отверстым ртом, готовясь произнести самое важное и убедительнейшее заключение своих доказательств.
Но взгляд
последний на нее
Был устремлен! — смутилась дева,
Но, не боясь отцова гнева,
Она осталась, — и опять
Решилась путнику внимать…